Добрые предзнаменования - Страница 97

И, протекая туда, куда не должно, электричество уходило из обычных русел. В городах потухли светофоры, затем фонари, затем весь свет. Вентиляторы дрожа замедляли свое верчение, некоторое время медленно двигались по инерции, а затем вставали. Обогреватели исчезали во тьме. Лифты застревали. Радиостанции замолкали, затихала их успокаивающая музыка.

Как-то было сказано, что цивилизация отстоит от варварства на двадцать четыре часа и два принятия пищи.

Ночь медленно распространялась по вертящейся Земле. Она должна была быть полна точек света. Была же она темна.

На ней было пять миллиардов людей. По сравнению с тем, что вот-вот должно было произойти, варварство выглядело пикником – горячим, неприятным и в конце концов остающимся муравьям.

Смерть выпрямился. Похоже было, что он внимательно слушает. Никто сказать не мог, чем.

– ОН ЗДЕСЬ, – бросил скелет.

Другие трое подняли головы. Теперь они стояли несколько – едва заметно – по-другому. За секунду до того, как Смерть заговорил, они, та их часть, что не говорила и не ходила как люди, была обернута вокруг мира. Теперь они вернулись.

Более или менее.

Они выглядели странно. Было похоже, что у них вместо плохо налезающих костюмов были плохо налезающие тела. Глад выглядел так, словно у него чуть сбилась настройка, так что ранее главный сигнал – приятного, проталкивающегося в самые первые успешного бизнесмена – начинали заглушать древние, жуткие помехи его основной личности. Кожа Войны блестела от пота. Кожа Загрязнения просто блестела.

– Со всем… разобрались, – проговорила Война, чтобы говорить, приходилось ей слегка напрягаться. – Все.. пойдет, как надо.

– Не только ядерные продукты, – добавил Загрязнение. – И химические. Тысячи галлонов в… маленьких цистернах по всему миру. Прекрасные жидкости… с восемнадцатью слогами в именах. И… старые заготовки. Говорите что хотите. Плутоний может заставить горевать тысячи лет, но мышьяк – это навсегда.

– А потом… зима, – продолжил Глад. – Зиму я люблю. Она такая… чистая.

– Курицы приходят… в курятник и садятся на насест, – кивнула Война.

– Никаких куриц больше не будет, – ответил Глад без всякого выражения.

Только Смерть не изменился. Некоторые вещи никогда не меняются.

Четверо покинули здание. Было заметно, что хоть Загрязнение и шагал, казалось, что он течет, как загрязненная река.

И это заметили Анафема и Ньютон Пульцифер.

Это было первое увиденное ими здание. Казалось, внутри было гораздо безопаснее, чем снаружи, где, похоже, все были чересчур возбуждены. Анафема толкнула дверь, покрытую знаками, заявляющими, что делать это смертельно опасно. Она распахнулась от ее прикосновения. Когда они вошли внутрь, дверь закрылась и сама себя заперла.

Но у двоих не было времени, чтобы сразу это обсудить, мимо них прошли Четверо.

– Кто они были? – спросил Ньют. – Террористы какие?

– Думаю, ты прав, – ответила Анафема, – в весьма прелестном и аккуратном смысле…

– А о чем был весь этот странный разговор?

– Думаю, вероятнее всего о конце света, – ответила Анафема. – Ты их ауры видел?

– Не думаю, – покачал головой Ньют.

– Вовсе не приятные.

– О.

– На самом деле, отрицательные ауры.

– Да?

– Как черные дыры.

– Это плохо, да?

– Да.

Анафема злобно поглядела на ряды шкафов. Один-единственный раз, сейчас, поскольку это не была игра, это было по-настоящему, машины, что приведут к концу света, по крайней мере, его части, занимающей место от примерно двух метров под землей и до самого озонового слоя, не вели себя по обычному сценарию. Не было никаких больших канистр с мигающими красными огоньками. Не было никаких свернутых проводов, так и говорящих «перережь меня». Никакие подозрительно большие дисплеи с числами не вели отсчет к нулю, который можно было предотвратить в последние секунды. Вместо этого, металлические шкафы выглядели твердыми, тяжелыми, и явно могли противостоять героизму в последние секунды.

– Что, все пойдет как надо? – спросила Анафема. – Они что-то сделали, верно?

– Может, есть выключатель? – проговорил Ньют беспомощно. – Уверен, если оглядимся…

– Такое так просто не вырубишь. Не глупи. Я думала, ты об этом знаешь.

Ньют отчаянно кивнул. Это было далеко от страниц «Легкой электроники». Чтобы понять, что здесь делается, он заглянул в один из шкафов через его заднюю стенку.

– Связь со всем миром, – проговорил он неотчетливо. – Можно сделать все что угодно. С основной энергией поиграться, в спутники влезть. Все что угодно. Можно, – крак, – ой, можно, – щелк, – ай, любые вещи заставить делать, – вжик, – э, почти что… – вжжж, – а-а.

– Как у тебя там дела?

Ньют пососал пальцы. Пока что он не нашел ничего похожего на транзистор. Он обернул руку носовым платком и вытащил из гнезд пару плат.

Однажды один из журналов по электронике, на которые он подписывался, опубликовал одну схему-шутку, которая гарантированно не работала. Наконец-то, сообщали они весело, появилось что-то, что вы, толсторукие неумехи-толстяки, можете построить, твердо зная, что если оно ничего не делает, оно работает. Неправильно были поставлены диоды, транзисторы нарисованы вверх ногами, и батарейка к тому же плоская. Ньют эту схему собрал и поймал с ее помощью «Московское Радио». Он написал им письмо с жалобой, но они так и не ответили.

– Я правда не знаю, есть ли от меня польза, – бросил он.

– Джеймс Бонд просто что-то отвинчивает, – отозвалась Анафема.