Ньютон замешался.
– Реклама говорит «присоединяйтесь к профессионалам», – проговорил он. – Мадам Трейси в ней не упоминается.
– Тогда тебе нужен мистер Шедвелл. Секундочку, посмотрю, здесь ли он.
Позже, когда он поближе познакомился с Мадам Трейси, Ньют] узнал, что если бы он упомянул другую рекламу, в журнале, Мадам Трейси была бы доступна – для четко определенного дела и интимного массажа – каждый вечер, кроме четверга. Значит где-то существовало еще одно объявление. Когда, много позже, Ньют спросил, для чего это было сделано, она ответила одним словом: «Четверги». Наконец в не покрытых коврами коридорах раздались шаги, послышался глубокий кашель, и голос цвета старого плаща прогремел:
— Да?
– Я прочел вашу рекламу. «Присоединяйтесь к профессионалам». Я хочу узнать об этом чуть побольше.
– Да. Многие…, многие, захотят знать немного побольше, и многие, – голос выразительно понизился, а затем вновь резко зазвучал в полную силу, – многие НЕ ЗАХОТЯТ.
– О, – пискнул Ньютон.
– Как имя твое, парень?
– Ньютон. Ньютон Пульцифер.
«НАПОМИНАЕТ ЛУЧШИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ НОСТРАДАМУСА»
– ЛЮЦИФЕР? Что говоришь ты? Ты Приспешник Тьмы, искуситель коварный из ямы, похотливые члены, текущие из Адских котлов с плотью, слуга искривленный и скользкий своих стигийских, адских господ.
– Пульцифер, – объяснил Ньютон. – С "П" начинается. Насчет остального не знаю, но мы из Саррея.
Голос с другой стороны трубки звучал смутно разочарованно.
– О. Да. Тогда, ладно. Пульцифер. Пульцифер. Возможно, видел я ранее имя сие?
– Не знаю, – отозвался Ньютон. – Мой дядя управляет магазином игрушек в Хаунслоу, – добавил он на всякий случай – вдруг что прояснит.
– Вот как? – проговорил Шедвелл.
Невозможно было определить, что у мистера Шедвелла за акцент. Он менялся, был Шедвелл то вроде из одного места, то совсем из иного. Вот – сумасшедший инструктор-сержант из Уэльса, вот – старик из Хай Кирка, увидевший, как кто-то что-то делает в воскресенье, вот, между ними – мрачный пастух из Дэйллэнда или мрачный скупец из Сомерсета. Неважно, как менялся его акцент; приятнее он не становился.
– Все ли зубы у тебя свои?
– О, да. Кроме пломб.
– И ты здоров?
– Полагаю, да, – заикаясь, ответил Ньют. – В смысле, вот почему я хотел присоединиться к дружине. Брайан Поттер из Бухгалтеров, присоединился к какой-то дружине, и теперь, после присоединения, он может почти сто раз отжаться. И он промаршировал перед Королевой-Матерью.
– Сколько сосков?
– Простите?
– Сосков, паренек, сосков, – повторил голос раздраженно. – Сколько у тебя сосков?
– Э. Два?
– Хорошо. А ножницы свои у тебя есть?
– Что?
– Ножницы! Ножницы! Ты не глух ли?
– Нет. Да. В смысле, у меня есть ножницы. Я не глух.
Какао почти полностью застыл. Внутри чашки рос зеленый налет.
На Азирафаиле теперь тоже лежал тонкий слой пыли.
Рядом с ним росла кипа записей. В «Прелестных и аккуратных пророчествах» была заложена куча импровизированных закладок, сделанных из полосок, оторванных от «Дейли Телеграф».
Азирафаил чуть шевельнулся и ущипнул себя за нос.
Он почти все понял.
Он разобрался, в чем дело.
Он никогда не встречал Агнес. Она явно была слишком умна. Обычно Небеса или Ад находили склонных к работе пророков и на одном и том же канале передавали в их мозг достаточно шума, чтобы предотвратить ненужную аккуратность. На самом деле, это редко было необходимо, обычно, пророки находили способы генерировать собственные помехи, чтобы защитить себя от тех картин, что бесконечно повторялись в их головах. У бедного старого Св.Иоанна, к примеру, были его грибы. У матери Шиптон – ее эль. У Нострадамуса – его коллекция интересных восточных яств. А у Св.Малахи – его перегонный куб.
Бедный старый Малахи. Славный был парень, как-то сидел здесь и галлюцинировал о будущих папах. Художник, конечно, совершенно скверный. Но мог бы быть истинным мыслителем, если бы не виски.
Мрачный конец. Иногда оставалось лишь надеяться, что высший план был хорошенько продуман.
Мысль. Что-то он должен был сделать. А, да. С контактом созвониться, разобраться с некоторыми вещами.
Он встал, потянулся и позвонил по телефону.
Потом подумал: «Почему бы и нет? Попробовать стоит».
Он вернулся к столу и пролистал свою кипу записей. Агнес действительно была хороша. И умна. Никого аккуратные пророчества не интересовали.
Держа в руке бумагу, он позвонил в «Справки Адресной Книги».
– Але? Добрый день. Будьте так добры. Да. Думаю, это будет номер в Тадфилде. Или Нижнем Тадфилде… а. Или, возможно, Нортоне, насчет точного адреса я не уверен. Да. Янг. Фамилия «Янг». Простите, инициалов не знаю. О. Ну, можете мне их всех дать? Благодарю.
На столе, карандаш сам себя поднял и стал яростно писать.
На третьем имени его пишущий кончик сломался.
– А, – сказал Азирафаил, его рот работал автоматически, пока его сознание внезапно взрывалось. – Думаю, это он. Благодарю. Вы так добры. Доброго вам дня.
Он повесил трубку почти благоговейно, несколько раз глубоко вздохнул и опять набрал номер. Последние три цифры стали для него небольшой проблемой, так у него дрожала рука.
Он послушал гудки. Потом ответил голос. Голос этот был средних лет, нельзя сказать, что недружелюбный – скорее, он дремал или чувствовал себя не идеально.
Голос этот сказал:
– Тадфилд Шесть двойная шесть.
Рука Азирафаила начала дрожать.
– Але? – проговорила трубка. – Але?