– Глупости. Монашки в любое время дня и ночи на ногах, – откликнулся Кроули. – Сейчас, вероятно, вечерняя служба – если они, конечно, не обслуживают грешников.
– Дешевый трюк, ой, дешевый, – бросил ангел. – Не надо так, в самом деле.
– Слушай, не защищайся. Я ж тебе сказал, это были наши. Черные монашки. Нам, видишь ли, нужна была больница рядом с военно-воздушной базой.
– Прости?
– Ты же не думаешь, что жены американских дипломатов обычно рожают в монашеских больницах в глухих деревушках, правда? Все должно было произойти естественно. В Нижнем Тадфилде есть военно-воздушная база, она приехала на ее открытие, тут все началось, а больница на базе еще не готова, наш человек подсказал: «Чуть ниже по дороге есть местечко», – вот и все. Хорошо было организовано.
– Все, кроме одной из двух маленьких деталек, – ответил Азирафаил самодовольно.
– Но ведь почти сработало, – бросил Кроули резко, почувствовав, что своих надо защитить.
– Видишь ли, в глубине зла всегда есть семена его уничтожения, – принялся объяснять ангел. – Оно совершенно отрицательно, и потому где-то в глубине всегда думает о падении даже в моменты явного триумфа. Каким бы грандиозным, пропланированным, защищенным от дураков ни был злой план, присущая ему по определению греховность ударит по его создателям. Каким бы он ни казался успешным в начале, в конце он себя разрушит. Он ударится о скалы несправедливости и потонет носом вперед в море забвения, чтобы никогда уже не всплыть.
Кроули обдумал эту речь.
– Не-е, – наконец заговорил он. – На деньги готов спорить, это была обычная некомпетентность. Эй…
Он присвистнул.
Засыпанный гравием дворик перед поместьем был забит машинами, и это не были машины монашек. По меньшей мере, «Бентли» был посрамлен. У большинства машин в названиях были «GT» или «Turbo», на крышах у них были телефонные антенны. И почти все машины были младше года.
Руки Кроули зачесались. Азирафаил чинил велосипеды и сломанные кости; а ему захотелось украсть пару радиоприемников, проколоть несколько шин или выкинуть еще нечто подобное. Он смог побороть свои желания.
– Ну и ну, – бросил демон. – Раньше монашки пользовали простым «Моррис Трэвеллером» – по четверо в машине.
– Этого не может быть в том месте, – проговорил Азирафаил.
– Может, они стали частным госпиталем? – задумчиво спросил Кроули.
– Или это не то место.
– Да точно тебе говорю, то это место! Пошли…
Они вылезли из машины. Через тридцать секунд кто-то в них обоих выстрелил. Какой-то очень хороший стрелок.
Если Мэри Ходжэс, бывшая Болтливая, что и умела делать хорошо, так это исполнять приказы. Приказы она любила. Они упрощали мир.
А вот изменяться она не умела. Она по-настоящему любила Чирикающий Орден. В нем она впервые с кем-то подружилась. В нем у нее впервые была своя комната. Конечно, она знала, что Орден занимался вещами, которые, с чей-то точки зрения, были плохи, но Мэри Ходжэс много всего повидала за тридцать лет и прекрасно себе представляла, что вынуждено делать человечество, чтобы прожить неделю. Да и потом, еда была вкусной, а время от времени еще и случались встречи с интересными людьми.
То, что осталось от Ордена, после пожара приняло решение о самороспуске. Ведь единственная цель существования исчезла. Все разошлись.
Она осталась. Ей нравилось Поместье и, как она сказала, кто-то должен остаться и проследить, чтобы его починили, сегодняшним рабочим доверять нельзя, если с ними, образно говоря, не возишься постоянно. Это означало нарушение клятв, но Старшая Мать сказала, что это нормально, не стоит волноваться, в черном сестринстве нарушение клятв – обычное дело, и через сто, вернее, одиннадцать лет будет также; так что вот список дел и адрес для пересылки почты (если она не приходит в длинных коричневых конвертах с прорезями спереди).
Потом с ней произошло что-то очень странное. Оставшись одна в гремящем здании, работая в одной из неповрежденных комнат, споря с людьми с окурками за ушами и штукатурной пылью на штанах, считая на таком карманном калькуляторе, которой выдает другой ответ, если считает суммы в использованных банкнотах, она открыла нечто, о существовании чего не знала раньше.
Под слоями глупости и желания угодить, она открыла Мэри Ходжэс.
Она поняла, что совсем не трудно толковать строительские сметы и высчитывать налог с объема. Она взяла в библиотеке несколько книг и поняла, что экономика сразу и интересна, и легка. Она перестала читать женские журналы, пишущие о романтической любви и вязании и стала читать женские журналы, пишущие об оргазме, но вскоре она, сказав себе, что если представится возможность, один надо обязательно испытать, отбросила в сторону и их, решив, что это лишь новая форма все той же романтической любви и вязания. И она стала читать журналы, пишущие об объединениях корпораций.
Долго подумав, она купила небольшой персональный компьютер у удивленного и снисходительного продавца в «Нортоне». Посидела за ним выходные и вернула. Нет, вовсе не для того, чтобы на него поставили другую вилку, как подумал продавец, когда она снова вошла в магазин, а потому, что у него не было 387-го сопроцессора. Этот кусочек он понял – как-никак, он был продавцом и мог понять некоторые даже очень длинные слова – но после этого даже для него разговор зашел в темные дебри. Поэтому Мэри Ходжэс сверилась со списком в газете и посетила другие магазины. У большинства из них где-то в названии встречалось слово «ПК», и статьи и обзоры о них были обведены красными чернилами.